Содержание
Версия вторая, сильно расширенная и переработанная
Версия первая на Блогосайте, 14.06.2010
Первая версия этой заметки сочинялась в связи с обсуждением уранового проекта на одном из ресурсов. С тех пор мне неоднократно хотелось вернуться к этой теме, и чуть её обобщить — ибо уранием отнюдь не исчерпывались те железии, которые рождала земля наша (как, впрочем, и не наша). Впрочем, на счёт обобщения я несколько погорячился. Потому как мог бы написать о месторождениях только рудных, с коими имел дело в одной из прошлых своих жизней. С нерудными ископаемыми, хоть и полезными, я почти не пересекался, а от всяких ископаемых горючих, то есть нефти с газом Ахурамазда вообще миловал.
Возвращение к теме
Однако и даже в не столь обобщённом, как могло бы быть, виде, руки у меня до материала об открытии месторождений всё никак не доходило. Пока в них (в руки, то есть — и, конечно же, виртуально) не попала книга «В поисках советского золота», авторами которой являются Джон Дикинсон Литтлпейдж (John Dickinson Littlepage) и Демари Бесс (Demaree Bess), перевод некоей Елены Данилиной. Похоже, что в «бумажном» виде русская версия она была впервые издана издательством «Родина» аж в 2023 году:
Однако легко находится в сети — например, здесь, а также ещё немало где.
А вот с англоязычным оригиналом не всё гладко. Он был издан под названием In Search of Soviet Gold ещё в 1938 году и, вероятно, давно превратился в библиографическую редкость. Казалось бы, сеть и тут приходит на выручку: например,
здесь есть ссылки для скачивания текста в различных форматах. Однако — по предъявлении какой-то библиотечной карточки, что сопровождается угрозами всяких кар и штрафов при нарушении правил, в которые я не вникал, ибо недостаточно люблю вражью мову. Так вернёмся к книге в преложении её для наших людей.
Как можно видеть, у книги два автора. И второй автор в предисловии рассказывает, как им удавалось разделять между собой вахты братьев Гонкуров (с Ильфом и Петровым заодно). Хотя как раз его вахта, профессионального журналиста, понятна и без разъяснений. А вот о первом (так называемом contributor’ном) авторе надо сказать подробнее.
Джон Литтлпейдж родился в городе Грешем штата Орегон, но большую часть своей жизни (надо сказать, не очень долгой) прожил на Аляске, которую считал своим домом. Там, будучи горным инженером по специальности, он работал на золотных рудниках в районе Джуно. Женился на Джорджии Блэкстоун Гилпатрик (Georgia Blackstone Gilpatrick Littlepage, 1898–1981), которая сыграла не последнюю роль а дальнейших событиях.
А события эти развивались так, что в конечном счёте в мае 1928 года Литтлпейдж, вместе с женой и обеими дочерьми, 1918 и 1921 г.р., оказался в Советской России, где проработал в главке «Главзолото» до сентября 1937 года на золотых, медных и прочих рудных объектах Урала, Казахстана, Забайкалья, Приамурья, Якутии. Именно рассказы об этих поездках и составили сюжет книги.
Ода Советской геологии
Название книги, что английское, что русское, не должно вводить в заблуждение: о собственно поисках месторождений золота (как и других упоминаемых там металлов), в ней не говорится ни слова. Автор, как горный инженер, занимался разработкой месторождений. Точнее, имея соответствующие образование и опыт работы, учил, как это делать правильно, на современном уровне развития горной индустрии. Учил тех, кто не имел специального образования (часто вообще никакого) и совершенно иной опыт. И учил этому не безуспешно, если судить по главному результату: второе (после ЮАР) место в мире по золотодобыче к середине 30-х годов. Это, конечно, не только его заслуга, но и его тоже.
Что же касается поисков месторождений, начиная с геологической съёмки (а поиски по хорошему должны и начинаться с со съёмки) и заканчивая передачей в эксплуатацию, то этим должны заниматься совсем другие люди. Они, как ни странно, обычно называются геологами. Это автор книги понимал очень хорошо, и потому часть её главы XXIII я не могу назвать иначе, чем Одой Советской геологии. И удержаться от выборочной, хотя и довольно длинной, цитаты:
В предыдущей главе я указал, что положение советского инженера не особенно приятно, он находится между молотом и наковальней воинственно настроенного рабочего и надоедливого коммунистического политика. Но положение советского геолога — другое дело. Могу понять, почему они больше довольны судьбой, чем инженеры.
…
Советские геологи — государственные служащие, как и инженеры, но их жизнь полегче, потому что они меньше связаны с производством и не так задёрганы плановой экономикой. Они располагают большей свободой изысканий и исследований, в некоторых отношениях, чем в Соединённых Штатах или других странах. Если государственный геолог на Аляске, например, хочет исследовать жилу, проходящую через несколько участков, находящихся в разной собственности, он может столкнуться с трудностями при получении разрешения. Владельцы заявленных участков, при желании, могут отказать ему в разрешении. Советский геолог просто король по сравнению с ним. Он может изучать все, что желает, даже не спрашивая разрешения… Он может остановить производство, если хочет, пока проводит исследования.
Советские геологи… могут определять будущую ценность и размер рудного пласта целиком… Геологи должны соблюдать интересы государства, как и наши государственные геологи, но советские могут игнорировать интересы отдельных лиц, если решат, что это полезно в государственных интересах.
Так оно и было во времена Литтлпейджа. И почти так, с поправкой на изменившиеся времена, оставалось вплоть до 70-х годов, а то и до середины 80-х. Что будило у всех причастных чувство законной гордости за свою профессию. Однако на рубеже перестройки и капитализма ситуация кардинально изменилась. И так больше не стало. На этом и закончилась Советская геология…
Как НЕ открывались месторождения…
Итак, возвращаемся к советским геологам. Как выглядит открытие месторождения согласно трафаретному их образу, прочно укоренившемуся в сознании людей, от геологии далёких? Шли-шли геологи по тайге-тундре, среди гор и песков, и месторождение нашли. Да ещё такое, что на нём так и было написано — месторождение. Тут они, не теряя времени, давай его разведывать (не зря же геологов разведчиками недр называли), а силы и средства им сами на головы сыпятся — успевай только запасы считать.
Ну а от родного государства им лавры всякие, и тоже сразу: премии, двойные оклады с машинами и дачами, и прочее. И всенародный почёт, разумеется — в виде орденов, медалей, почётных грамот и бесплатных путёвок во все уголки стран победившего социализма.
За создание образа геолога — разведчика недр отвечают создатели посредственных производственных романов (а они все, за единичными исключениями, были посредственны) и их скверных киновоплощений (среди которых исключений, увы, не было). Не обошлось и без создателей песенок от великих советских композиторов на стихи выдающихся и не менее советских поэтов, призывавших геолога держаться и крепиться — то в знойных степях, то в тайге на разведке (недр, конечно — а вы что подумали?). Так что от всего этого изобилия масскульта оставалось только вспомнить Визбор Иосича:
Ты в этом во всём ошибаешься крепко
Всё вроде бы так — а вообще-то не так
Однако в основе старых мифов масскульта о геологах иногда было и рациональное зерно.
…как всё-таки бывало,
Сформулировать квинтэссенцию масскультовского мифа о геологах, ставшего общенародным, в немногих словах можно так: «по тайге геолог шёл, и месторождение нашёл». А рациональное зерно этого мифа заключалось в деятельности старателей 30-х годов XX века.
Кто такие старатели, даёт ответ священное писание наших дней — Википедия:
Старатель — человек, занимающийся индивидуальной или артельной разработкой и добычей полезных ископаемых
Ключевые здесь разработка и добыча (правда, чем одна отличается от другой с точки зрения авторов — не ясно). Но, прежде чем что-то разрабатывать или добывать, это что-то необходимо найти. Чем издревле (на Руси — с XVIII века), до возникновения геологических служб различных государств, и занимались старатели.
Потом, разумеется, всё это приобрело более организованный характер, поисковые работы стали проводиться не только (а может, и не столько) государственные геологические службы, но и частные горнорудные компании. Однако впереди был второй всплеск, наступивший после ВОСРа и Гражданской Войны, ввиду приближения Второй Мировой.
Сначала — в рамках НЭПа с его призывом обогащаться. Правда, тогда старателей быстро уравняли в правах (точнее, в отсутствии оных) с кулаками-мироедами, и прижали к ногтю. Однако быстро выяснилось, что заниматься поисками некому: кадров не хватало даже на восстановление ранее эксплуатировавшихся месторождений. А ведь становилось всё яснее, что «завтра была война»…
И старателей «разрешили взад», хотя тогда их чаще называли звучным иностранным словом «проспекторы» — видимо, из тех же соображений, почему в Красной Армии тогда не было не то что генералов, но даже офицеров: во избежание нездоровых ассоциаций.
Вот этот последняя «заря старательства» и отражена частично в книге Литтлпейджа. Правда, его описание тогдашней старательской «почти вольницы» несколько напоминает «Угрюм-реку». Разве что без покупки многоаршинных бархатных портянок. Но традиция в дни загулов по поводу окончания промсезона — выставлять водку у каждого фонарного столба для всех желающих, — с дореволюционных времён хранилась свято…
…и как было обычно
Впрочем, всё это — дела давно минувших дней и обстоятельств, близких к исключительным. Во времена не столь былинные и в обстоятельствах типических всё выглядело совсем иначе.
Стадии открытия
На самом деле так называемое открытие того, что потом назовут месторождением (а то и выше подымай — рудным полем) — многостадийный процесс. Каждая стадия требует определённого времени, которое никак не укоротить. И ни одну стадию из этого процесса не выкинешь. Скорее уж, как говорится, девять беременных женщин родят по ребёнку за месяц. Или пятилетка советских времён могла бы быть выполнена в три года…
Начнём по порядку. А порядок таков, что геологическое изучение района начиналось с геологической съёмки масштаба… Ну, того масштаба, в котором в тот исторический период подготавливалась Государственная геологическая карта СССР. В разных районах это было по разному, но усреднённо по больнице (то есть по Союзу) до середины 50-х это была миллионка, начиная с конца 50-х — двухсотка. Поговаривали о Государственной геологической карте всея СССР масштаба 1:50 000, но тут СССР кончился. Так что нынче занимаются доизучением и подготовкой к изданию карт масштаба 1:200 000.
Геологическая съёмка в обязательном порядке сопровождалась поисковыми работами на любые виды полезных ископаемых. В моё время чисто съёмочных партий уже не было от слова вообще. Да и специальность наша по диплому называлась: «Геологическая съёмка и поиски месторождений полезных ископаемых» с вариантами — просто полезных, рудных и горючих.
В ходе поисков, сопровождавших съёмку любого масштаба, обнаруживались всякого рода рудопроявления (повторяю, я говорю только о рудной составляющей). Масштаб их был почти всегда неизвестен без дополнительных работ, которые съёмочная партия не могла выполнить физически. Ибо штат типичной поисково-съёмочной партии состоял из:
- начальника партии;
- старшего геолога;
- начальника поискового отряда;
- иногда — горного мастера (при больших объёмах соответствующих работ);
- возможно, 1-3 геологов и/или техников-геологов;
- пролетариата — поисковых рабочих, промывальщиков, проходчиков.
Это в теории — на практике подчас начальник партии был единственным в ней геологом с высшим образованием, и сопровождался парой техников и полудюжиной работяг.
Рудопроявления обнаруживались визуально, с помощью шлихового опробования, рыхлой и коренной металлометрии, а также, иногда, более иными методами. В частности, именно в связи с тем самым урановым проектом в обязательном порядке проводилась радиометрия — всегда и везде, в том числе и там, где урана не могло быть по определению. Эта традиция, закреплённая грозными приказами, сохранялась вплоть до середины 80-х. А поискового рабочего одно время так и называли — радиометрист: именно в его обязанности входило таскать на брюхе эту хреновину, которая называлась радиометром.
Правда, в моё время не только дураков таскать радиометр в маршруты не было, но не осталось уже и тех, кто на этом настаивал. Радиометрическое, с позволения сказать, опробование выполнялось (если так можно выразиться) специально назначенным ответственным лицом… как бы это помягче сказать…, почти виртуально.
Некоторые рудопроявления в полевых условиях выявить было невозможно — требовались лабораторные анализы. Типичный пример — субдисперсное золото в сульфидах, наличие его можно было только предполагать по ряду косвенных признаков. Но главным тут была та самая пресловутая интуиция поисковика, которая или есть, или её нет.
Подавляющее большинство объектов промышленной ценности не представляло — или вообще, или при данном развитии технологии извлечения, или, не в последнюю очередь, ввиду отсутствии соответствующей инфраструктуры. Так, во второй половине 70-годов мы работали на Алайском хребте на потенциально золоторудных объектах. Если бы они волею Партии и Правительства при проведении границ союзных республик в 1925 году оказались бы Узбекистаном — у них был бы шанс стать месторождениями: в УзССР золоторудная промышленность была — как и соответствующая инфраструктура. Но они были в союзной республике Киргизкой — и в ней ещё нужно было бы её создавать. Но это — при масштабах объектов, сопоставимых с узбекским Мурунтау, чего нам, при всех мечтах, так и не удалось…
Так что такие объекты оставались рудопроявлениями до лучших времён. Однако некоторые из них рассматривались как перспективные — и перспективность эта обосновывалась лёгкими горными работами: зачистками, врезами, канавами, на большее не было ни сил, ни средств. И тогда на них писали дополнительные проекты с требованием дополнительных ассигнований. Если проект был написан так, что убеждал вышестоящее руководство — таковые выделялись.
И тогда начиналась следующая стадия… Кстати, названия всех стадий геологоразведочных работ, кроме первой — геологическая съёмка, — и последней — эксплуатационная разведка, — неоднократно менялись только на моей памяти. А уж за всю историю Геологической службы Советского Союза имён этих было без счёта. Так что приведу некую усреднённую номенклатуру.
Так вот, следующей стадией были детальные поиски. Это уже «полутяжёлые» горные работы (сети канав, шурфы с буро-взрывными действиями, иногда штольни, возможно, лёгкое колонковое бурение установками типа УПБ-28, позднее УКБ-12/25; плюс общие поиски вокруг основного объекта — на предмет выявления сопутствующего оруденения. Если перспективность объекта подтверждалась — а она могла и не подтвердиться — писался проект на следующую стадию, предварительную разведку.
Тут уже всё было совсем по-взрослому: тяжёлые горные работы, включая шахты и штольни, бурение всамделишними, а не переносными, установками, вроде ЗИФ-300 и СБА-500. Результат — либо консервация объекта до лучших времён, либо — проект на последнюю стадию, детальную разведку. Это — всё то же самое, только ещё серьёзней: именно тогда производился подсчёт запасов. И по результатам этого подсчёта в ГКЗ (Государственный Комитет по Запасам) подавался соответствующий документ. И если ГКЗ запасы принимало — объект сдавался в эксплуатацию. Одновременно переходя из системы министерства геологии в ведение министерства металлургии соответствующего цвета — чёрной, цветной или вообще бесцветной — среднего машиностроения.
Стадия слонораздачи
И вот только с этого момента — и ни минутой раньше — наш объект начинают официально величать месторождением. И, если месторождение это оказывалось значимо в союзном масштабе — начиналась раздача слонов, чинов и премиёв. Всем, кто имел к процессу открытия какое-либо отношение.
Список слонораздаваемых начинался, разумеется, с руководства уровня экспедиции или территориального геологического управления. То есть в него попадали начальник оного, главный геолог и (или) главный инженер. Далее, в обязательном порядке, передовые представители рабочего класса — ударники-буровики и (или) ударники-проходчики. Оказывались в нём и экономисты-плановики, и бухгалтера, и начальники партии, выполнявшей разведку, и уже не помню кто. И нельзя сказать, чтобы всё это были нахлебники: без их участия скромное рудопроявление не превратилось бы в месторождение никогда.
Список слонораздаваемых был ограничен: на ленинскую премию за открытие месторождения выдвигалось, как правило, 10 человек, на Сталинскую (она же в последующем Государственная) — 20. Тем не менее, иногда в нём находилось место и для непосредственного первооткрывателя того рудопроявления, которое посредством труда множества людей по прошествии немалого времени получало почётное звание месторождения.
По прошествии какого времени? — спросите вы меня. А давайте подсчитаем. Стандартный проект при полистной геологической съёмке рассчитывался на три года, после чего защищался отчёт и можно было писать проект следующий. В исключительных случаях, при явной перспективности обнаруженного рудопроявления, мог быть написан параллельный проект на детальные поиски в его пределах. Тем не менее, как я уже говорил, убедиться в перспективности объекта в полевых условиях обычно было невозможно — требовалась аналитика в камеральный период. То есть минимальный срок первой стадии — год, но практически я о таких сроках даже не слышал.
Стадия детальных поисков — это те же самые полевые работы, с разделением на полевой и камеральный этапы: в течение первого проводились маршрутные и горно-буровые работы, в течение второго — выполнялась обработка собранных материалов. То есть при самом благоприятном раскладе — тот же год отдай и не греши (на практике больше).
Предварительная и тем более детальная разведка — это уже стационар: балки для круглогодичного проживания, может быть, даже маленький посёлочек. И характер работ — подземные выработки, бурение — позволял их круглогодичное производство. Тем не менее, по году на каждую стадию следует считать в самом лучшем случае. Плюс подготовка итогового отчёта и его защита в ГКЗ — ещё год как минимум. А ещё процедура передачи объекта в эксплуатацию — то есть передача его из ведомства в ведомство тоже занимала какое-то время.
Вот и получается, что, сколько бы сил и средств не было брошено на поиски и разведку жизненно-важного для Родины сырья, какие бы грозные и прелестные приказы ни издавало бы высшее руководство страны, от момента нахождения рудопроявления и до сдачи объекта в эксплуатацию меньше пяти лет пройти никак не могло. И это в идеальном случае — в реальности срок почти всегда был ощутимо больше.
Почему, ускорения процесса для, нельзя было ничего выкинуть из рассмотренной цепочки? На каждую стадию ассигнования выделялись отдельно. И выделялись в зависимости от успеха стадии завершённой. А с каждой следующей стадией требовались они в прогрессии, близкой к геометрической. Поэтому, если при общих поисках не была доказана перспективность объекта — не было и ассигнований на детальные поиски, и так далее. Если доказали — будут. Может быть…
А ведь наши геологи бродили по тайге-тундре, среди гор и песков не одни. Рядом, на соседнем листе, работала точно такая же партия, и её ребята занимались аккурат тем же самым. В том числе и обоснованием того, что рудопроявление, обнаруженное на их планшете, самое что ни на есть перспективное, и потому именно им надо выделить средства на детальные поиски. А в соседнем административном районе действует другая экспедиция, со своими партиями, и задачи у неё — те же самые. Не забудем и о том, что есть ещё соседняя союзная или автономная республика, край, область со своим территориальным геологическим управлением, в котором есть свои экспедиции со своими партиями. А что так происходило по всей стране, думаю, и говорить излишне…
Государство наше было богато, но ассигнования на геологоразведочные работы были не резиновыми. Соответственно, если наша партия ошибалась в перспективности своего объекта и получала ассигнования как бы незаслуженно — начальнику партии было бы не очень хорошо. В эпоху произвола и культа личности его бы немножечко посадили, а то и чуть-чуть расстреляли.
Заключение
Были ли случаи нарушения описанной стадийности и резкого сокращения сроков разведки? Причём завершившиеся успехом? Были, но все эти случаи имели место быть в обстоятельствах не просто исключительных, но экстремальных.
Такими обстоятельствами были Вторая Мировая война и война Холодная. Но об обеих я говорить пока не готов. Когда-нибудь, в светлом будущем, в отдалённой перспективе…
